Мари Луиз де ла Рами

Нелло и Патраш

I

Нелло и Патраш остались одни на белом свете. Их связывала крепкая дружба. Нелло – маленький мальчик, Патраш – большой фламандский пёс. Они однолетки, хотя Нелло совсем юн, а Патраш стар.

Почти всю свою жизнь они прожили вместе. Оба были обездоленные сироты, и обоих приютил один и тот же человек. Они сразу понравились друг другу, а потом стали неразлучны.

Жили они в крохотной хижине за околицей фламандской деревушки, неподалёку от города Антверпена. Кругом раскинулись поля и луга, прорезанные широким каналом, по берегам канала росли ивы и тополя. В деревне было всего лишь десятка два домиков с ярко-зелёными или небесно-голубыми ставнями, красными или чёрными черепичными крышами и стенами такими белыми, что на солнце они искрились, как снег. Посреди деревни, на поросшем мохом пригорке, возвышалась мельница. Очень давно, полвека, а может больше, тому назад, когда на ней мололи пшеницу для солдат наполеоновской армии, мельница и крылья были выкрашены в красный цвет. Но от времени и непогоды краска выцвела, и мельница стала бурой. Её крылья вертелись рывками, словно спотыкались от дряхлости и ревматической боли в суставах, однако она исправно обслуживала всю округу. Утром, в полдень и вечером раздавался заунывный звон единственного колокола маленькой серой церкви с коническим шпилем, стоявшей против мельницы.

Нелло и Патраш жили в лачуге на краю деревушки. Дальше, как безмятежное море, тянулись цветущие луга и колосистая пшеница, за ними высился шпиль Антверпенского собора.

Хозяином этой лачуги был очень старый и очень бедный человек по имени Жан Даас. Когда-то он был солдатом, и ему крепко запомнились войны, растоптавшие страну, как волы, выпущенные на вспаханное поле. Сам он не получил от военной службы ничего, кроме ранения, которое сделало его калекой.

Когда Даасу стукнуло восемьдесят лет, умерла его единственная дочь, жившая в Арденнах, [1] и оставила на его попечение своего двухлетнего сына. Старик едва сводил концы с концами, но он безропотно принял это новое бремя. А вскоре Нелло стал для него радостью и утешением, и дедушка с внуком жили в своей убогой лачуге в мире и согласии.

Это и в самом деле была жалкая глиняная мазанка, но чистенькая и белая, как морская раковина. Стояла она в крошечном огородике, где росли бобы, капуста и тыквы. Жан Даас и Нелло были очень бедны. Не раз ложились они спать не поужинав, никогда не ели досыта. Но старик нежно любил внука, а Нелло рос ласковым и послушным ребенком. Они довольствовались тем, что имели, и желали только одного: никогда не разлучаться с Патрашем. Как могли бы они обойтись без Патраша? Он был их кормилец, единственный друг и товарищ. Если бы Патраш убежал от них или околел, умерли бы, наверное, и они. Ведь Жан Даас был старик и калека, а Нелло – беспомощное дитя.

Фламандский пёс Патраш был рыжей масти, с большой головой и торчащими, как у волка, ушами, с мускулистым туловищем и крепкими ногами. Он был из породы собак, которые из поколения в поколение верно служили людям. Они надрывались в упряжи, везя за собой тяжёлую тележку, и умирали от истощения на мостовой. Такова была судьба родителей Патраша, такая участь ждала и его. Ещё бы! В христианской стране бедный человек не вызывает жалости, а Патраш был всего лишь собакой.

Ещё щенком он узнал, как тяжела тележка, как болят ссадины от упряжки. Ему не было года, когда его продали торговцу посудой, который бродил по стране от синего моря до зелёных гор. Продали его дёшево, потому что он был ещё мал.

Торговец был жестокий человек и горький пьяница. Он нагружал тележку горшками и кастрюлями, вёдрами и кувшинами, всякой фаянсовой, медной и оловянной посудой – пусть Патраш тащит, выбиваясь из сил. Сам он шёл рядом вразвалку, покуривал трубку и не пропускал ни одного придорожного трактира.

К счастью или несчастью для себя, Патраш был силён и вынослив. Он не погиб, хотя жизнь его была очень трудной: возил тяжёлый груз, терпел голод и жажду и бока его были исполосованы бичом.

Прошло два года. Однажды Патраш, как всегда, тащил свою тележку, доверху нагружённую металлической и глиняной посудой, по прямой пыльной дороге, ведущей к Антверпену, к городу Рубенса. [2] Лето было в разгаре, стояла сильная жара. Хозяин, по обыкновению, лениво брёл рядом, напоминая о себе щёлканьем бича, который то и дело взвивался над вздрагивающими боками Патраша. В каждом придорожном трактире хозяин пил пиво, а собаке не позволял ни на минуту остановиться, чтобы напиться воды из канавы. Патраш шёл под жгучими лучами солнца по раскалённой от зноя дороге. Он целые сутки ничего не ел и, что ещё хуже, вот уже двенадцать часов не проглотил ни капли воды. Он почти ослеп от пыли, раны его болели, тяжесть груза оттягивала плечи. Патраш внезапно пошатнулся, на губах выступила пена, и он упал.

Он упал посреди дороги, на самом солнцепёке, и лежал неподвижно, как мёртвый. Хозяин дал ему единственное лекарство, к которому прибегал во всех случаях жизни, – угостил руганью, пинками и ударами крепкой дубинки. Но ничто не подействовало: Патраш лежал в белой пыли, не шевелясь, по-видимому мёртвый. Убедившись, что бесполезно хлестать и ругать его – подох, наверно, или подыхает, – хозяин снял с Патраша сбрую и спихнул его с дороги в канаву. Бросив издыхающую собаку на съедение муравьям и воронам, хозяин, охая и причитая, сам потащил тележку в гору. Это было накануне ярмарки в Лувене, и он спешил, чтобы занять со своими товарами получше место на площади.

Его душила злоба, потому что Патраш был очень силён и вынослив, а теперь ему самому приходится всю дорогу тащить тележку, но он и не подумал о том, чтобы позаботиться о собаке. Зачем ему подыхающее животное? Он заменит Патраша, украв первую отбившуюся от хозяина собаку, которая встретится ему на дороге.

И Патраш остался лежать в поросшей травой канаве. В тот день на дороге было большое оживление. Сотни людей пешком или на мулах, в повозках или на телегах торопились на ярмарку в Лувен. Одни не замечали Патраша, другие видели его, но проходили мимо. Больше одной собакой или меньше – подумаешь, какая беда!

Спустя некоторое время среди праздничной толпы показался сгорбленный, хромой, дряхлый старичок. Одет он был очень бедно и еле плёлся по пыльной дороге. Он увидел Патраша, с удивлением остановился, потом полез в канаву, опустился на колени в густой траве и долго смотрел на животное добрыми, жалостливыми глазами. Рядом с ним по пояс в траве стоял светловолосый, черноглазый мальчуган лет трёх, с серьёзным видом уставившийся на большую собаку, лежавшую неподвижно.

Так встретились впервые маленький Нелло и большой Патраш.

Старый Жан Даас с большим трудом перетащил собаку в свой домишко близ дороги. Патраш изнемог от жажды и истощения, он упал от солнечного удара. Много недель пролежал он в лачуге больной, слабый, полумёртвый. На него не кричали, его не били. Он слышал только нежный детский лепет и ощущал ласковое прикосновение старческой руки.

Оба они, одинокий старик и маленький беззаботный ребёнок, ухаживали за Патрашем. Ему отвели угол в лачуге и постелили свежее сено. По ночам они прислушивались, дышит ли он, жив ли. А когда Патраш в первый раз хрипло залаял, они громко засмеялись и чуть не заплакали от радости – теперь он, конечно, выздоравливает. Маленький Нелло пришёл в такой восторг, что надел ему на шею венок из ромашек.

Когда Патраш поправился и снова стал крепким и сильным, его большие тёмные глаза выражали удивление: никто не ругает его, никто не подгоняет побоями. Благодарная собака навеки привязалась к своим друзьям и любовно следила за каждым их движением.